Верховный суд не стал пересматривать сроки УДО с принудительных работ

Верховный суд не стал пересматривать сроки УДО с принудительных работ

Верховный суд не стал пересматривать вопрос об УДО с принудительных работ, в случае, когда принудительные работы назначались в порядке замены наказания (ст.80 УК РФ).

Ранее я делал публикацию о том, что Верховный Суд пришел к выводу, что необходимый для УДО срок в том случае, если ранее была произведена замена наказания принудительными работами, исчисляется с момента замены, а не назначения первоначального наказания.

Верховный Суд РФ отказался пересматривать свои правовые позиции по вопросу исчисления срока УДО для осужденных, которым неотбытая часть лишения свободы заменялась принудительными работами.

В Кассационном определении от 16 июля 2020 г. по делу № 78-УДП20-6-КЗ Верховный Суд пришел к выводу, что необходимый для УДО срок в том случае, если ранее была произведена замена наказания более мягким, исчисляется с момента замены, а не назначения первоначального наказания.

Это в 100% случаев ухудшает положение осужденных, так как срок возникновения права на УДО для них теперь наступит позже. Данное дело стало прецедентным и в регионах, в которых ранее ходатайства об УДО в таких случаях рассматривали по существу, стали прекращать производства по таким ходатайствам.

Сторона защиты Ильи Ерехинского, действуя уже даже не в своих интересах (осужденный уже был освобожден), обжаловала Кассационное определение от 16 июля 2020 г., но 15 октября 2020г. судьей Верховного Суда РФ было отказано в передаче жалобы на рассмотрение;

Вероятно это означает, что ВС поставил окончательную точку и стоит ожидать, что в судебной практике на сегодняшний день закрепился принцип исчисления срока, после отбытия которого возникает право на УДО, с момента замены лишения свободы на принудительные работы.

Правозащитники из фонда «Русь Сидящая» планируют поставить данный вопрос перед Конституционным Судом РФ.

В свою очередь, планирую в ближайшее время направить жалобу в Европейский Суд по правам человека, ведь принудительные работы, по сути, являются наказанием, связанным с лишением свободы, поскольку отбываются в исправительных центрах и сопряжены с существенными социальными ограничениями. Минимальный срок наказания, отбытие которого необходимо для возникновения у осуждённого права на УДО, должен быть чётко регламентирован в законе. Он не может быть настолько долгим, чтобы обесценивать применение УДО, безосновательно удлиняя время содержания человека в любом пенитенциарном учреждении, а также нарушая законные ожидания осуждённых в отношении возможности освобождения.

Европейский Суд по правам человека (далее – Европейский Суд) разъясняет, что цели содержания человека под стражей по приговору суда «включают наказание, сдерживание, общественную защиту и реабилитацию», при этом баланс этих целей «может меняться в ходе отбывания наказания», что может быть установлено в ходе оценки обоснованности продолжения содержания человека под стражей в определённой фазе наказания. При этом даже тем заключённым, кто приговорён к длительным срокам лишения свободы, включая пожизненное заключение, должна предоставляться «конструктивная подготовка к освобождению, включая возможность прогрессивного продвижения через тюремную систему» («Винтер (Vinter) и другие против Соединённого Королевства», жалобы № 66069/09, № 130/10, № 3896/10).

В эту концепцию укладывается диверсификация видов наказаний и режимов отбывания наказания в виде лишения свободы, которые принципиально отличаются от так называемых «общественных санкций и мер». К последним относятся, в частности: испытательный срок, условное осуждение, общественные работы, выплата компенсации жертве, обязательное лечение, установление надзора, ограничение свободы и УДО с последующим надзором. Таким образом, в отличие от общественных санкций и мер, наказания в виде лишения свободы отбываются преимущественно в пенитенциарных учреждениях хотя бы определённое время в течение дня.

При этом под «лишением свободы» не обязательно понимается тюремное заключение, которое само по себе является крайней мерой воздействия на правонарушителя. В европейских правопорядках широко используются режимы частичного заключения  - «semi-detention» (пункт 3§d Резолюции Комитета Министров (76)10 о некоторых мерах наказания, альтернативных лишению свободы. Принята 9 марта 1976 года на 255ой встрече постоянных представителей министров)  или частичного освобождения - “semi-liberty” (пункт 9 Рекомендации Комитета министров Совет Европы R(99)22 о переполнении тюрем и увеличении числа заключённых. Принята 30 сентября 1999 года на 681ой встрече постоянных представителей министров), которые предполагают, что заключённый освобождается в дневное время для работы, учёбы и других социальных активностей, а вечером возвращается в специальный центр исправительного учреждения.

Таким образом, принудительные работы как вид наказания – несмотря на то, что режим их отбывания имеет определенные послабления по сравнению с содержанием в исправительной колонии в связи с отбыванием наказания в виде лишения свободы, по сути дела также являются одной из форм лишения свободы. Так, Европейский Суд указывал, что при оценке задержания и содержания под стражей может «возникнуть необходимость выйти за рамки видимости и используемого языка и сконцентрироваться на реальном положении дел» (Постановление ЕСПЧ «Кафкарис (Kafkaris) против Кипра» (жалоба № 21906/04)).

В этом отношении Конституционный Суд со ссылкой на позицию Европейского Суда отмечает, что «лишение свободы может приобретать разнообразные формы, не всегда совпадающие с классическим тюремным заключением; различие между лишением свободы и ограничением свободы состоит лишь в степени или интенсивности, а не в самом характере или сути; их восприятие должно основываться не на формальных, а на сущностных признаках, таких как принудительное пребывание в ограниченном пространстве, изоляция человека от общества и семьи, невозможность свободного передвижения и общения с неограниченным кругом лиц» (Постановление Конституционного Суда от 19 апреля 2016 года № 12-П ). При этом Конституционный Суд прямо квалифицирует принудительные работы наряду, к примеру, с административным арестом, в качестве наказания, «сопоставимого по своей сути с лишением свободы».

Правительство Российской Федерации придерживается аналогичного мнения, поскольку в 2019 году указало в отчёте в Комитет Министров Совета Европы об исполнении Постановления Европейского Суда от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России» (жалобы № 11157/04, 15162/05), что введение принудительных работ решило идентифицированную в данном постановлении проблему неизбирательного запрета заключённым голосовать на выборах. В качестве обоснования Правительство также указало на то, что принудительные работы являются de facto лишением свободы. Комитет Министров Совета Европы согласился с такой аргументацией и посчитал постановление по делу «Анчугов и Гладков против России» исполненным (Финальный отчёт о действиях по исполнению постановлений Европейского Суда по правам человека в отношении дел «Анчугов и Гладков против России» и «Исаков и другие против России». 2 июля 2019 года.).

Таким образом, с точки зрения международного права и Конституции Российской Федерации:

• • Принудительные работы, по сути, являются наказанием, связанным с лишением свободы, поскольку отбываются в исправительных центрах и сопряжены с существенными социальными ограничениями (преимущественная изоляция от общества и семьи, невозможность свободного передвижения и общения с неограниченным кругом лиц, необходимость соблюдения режима пребывания в исправительных центрах и др.).
• • Тем самым принудительные работы, в случае их применения в порядке части 2 статьи 80 УК Российской Федерации, являются прогрессивным продвижением осуждённых в рамках пенитенциарной системы и элементом ресоциализации, т.е. конструктивной подготовки к освобождению и законопослушной самостоятельной жизни в обществе.

По моему мнению, практика исчисления срока, после которого наступает право УДО, с момента замены лишения свободы принудительными работами, фактически означает повторное осуждение лица за одно и тоже преступление – с новым размером и видом наказания, самостоятельным его исчислением, аннулированием всех правовых последствий уже отбытой части наказания, что противоречит и положению ч.1 ст.50 Конституции РФ, а также праву, закрепленному в ст. 4 - Протокола N 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 Возможно, Конституционный Суд РФ выразит иное мнение и уточнит собственные позиции, выраженные в Определении от 19 декабря 2019 г. № 3357-О, или же ЕСПЧ будет удовлетворять жалобы по данным фактам, что скажется на внутрироссийской практике.